Армянский май — месяц не только судьбоносных побед, но и месяц великого Саят-Новы. 15 мая 1914 года во дворе церкви Сурб Геворг в Тифлисе был открыт мемориальный памятник Ашугу и заложена традиция праздника Вардатон. Он отмечается в родном городе Саят-Новы в последнее воскресенье мая. В Армении этот праздник поэта почему-то проходит буднично и невыразительно. Впрочем, память Саят-Новы можно было бы отмечать в любое время — к этому располагают его поэзия, его песни, весь его образ, реально-загадочный. И хотя в биографии Арутюна Саядяна — Саят-Новы далеко не все известно и есть немало туманностей, для нас он абсолютно реален, недаром же его песни и стихи живут более двух с половиной веков. И не только для нас, вспомним: советская пропаганда представляла его прежде всего как “певца дружбы народов Закавказья”... Поэт, он для всех поэт...
Предлагаемая статья возвращает читателя к гениальному Ашугу, к перипетиям его необычной и яркой жизни.
Не стесненные фактами биографы придумывали ему жизнь, соответствующую запросам времени, общества и собственным представлениям. Впрочем, проблемы с биографией есть у многих великих, например, у Шекспира. У всех, наверное, чье творчество заслоняет подробности их бытия. Неизвестно даже, как выглядел Саят-Нова, может, кто-то его и запечатлел, но ни одного изображения не известно. На сегодня его образ слился с портретом художника Рухкяна, где Саят-Нова предстает задумчивым писаным красавцем. Кстати, таким же он предстает в отличном беломраморном памятнике, созданном скульптором Ара Арутюняном. А как красив и утончен он в знаковом фильме Сергея Параджанова “Цвет граната” — “Саят-Нова”, и говорить нечего. Может, так оно и было — есть версия, что грузинский царь Ираклий II посылал его с дипломатической миссией в Турцию. А послом не пошлешь кого угодно — посланник страны должен располагать к себе.
Разброс в дате рождения ашуга немалый — от 1712 до 1722. Первая его песня датирована 1742-м годом, это творение зрелого мастера. Но и это не проливает света на его возраст. Гениям возраст не помеха, и судить о нем по творческой зрелости — пустое. Провидческие стихи Лермонтова “Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет...” написаны им всего в 16. Из огромного наследия Саят-Новы в письменном виде сохранился только его Давтар (тетрадь), в который грузинскими буквами записаны 46 армянских песен, а армянскими и грузинскими буквами — 113 турецких песен. К этому добавились записи, сделанные его сыном Оганом (Иваном Сеидовым) по заказу грузинского принца Теймураза, лично знавшего Саят-Нову. По единодушному мнению специалистов, сын Оган своим трудом подтвердил генетическую истину, что на детях гениев природа отдыхает — он пытался редактировать тексты отца, видимо, не понимая, с чем имеет дело. Наряду с этими языками Саят-Нова владел фарси, причем белуджской версией, считавшейся литературной вершиной этого языка. Это все равно что сегодня владеть старославянским или грабаром. Он знал также арабский и арабское письмо, последнее — на уровне образованной элиты. И потому, не видя для себя особой разницы, пользовался всеми известными ему алфавитами. В стихах позволял себе языковые вольности, которые стали загадкой для потомков. Многие изначальные объяснения его образов, казалось, лежащие на поверхности, сегодня пересматриваются и предлагается новая трактовка текстов. Впрочем, этому есть оправдание: ашуги, сочинявшие стихи, музыку и притом сами их исполнявшие, импровизировали на ходу и брали слова не только из известных языков, но и придумывали новые. Понятные для современников и ставшие загадкой для потомков.
Что более или менее достоверно, так то, что Саят-Нова родился в семье переселенца из Алеппо Махтеси Карапета Саадяна и Сары, родом из Санаина. Жили на Авлабаре, бывшем тогда окраиной Тифлиса, жили скудно. Отец был глубоко верующим человеком: приставка Махтеси к его имени означала, что он совершил паломничество в Иерусалим — христианский аналог приставки Хаджи, говорящей о паломничестве в Мекку. Может, глубокая религиозность Саят-Новы наследована им от отца.
В 1759-м году Саят закрывает свой Давтар. В 1768 умирает его жена, судя по песням, — горячо любимая и несравненная. Через год-два Саят-Нова удаляется от светской жизни. Сперва, кажется, в Персию, потом, получив сан иеромонаха, — в Ахпатский монастырь. Были люди, которые видели старца Саят-Нову, но это обстоятельство ничего не уточняло в его светской жизни — ашуг и священник — два разных человека, две разные жизни.
В отсутствие не всем доступной письменной традиции на первое место естественным образом выходила устная. Ашуги — это те же, с небольшими различиями, европейские барды и менестрели. Гусаны уступали ашугам в универсальности. Им чаще всего принадлежал текст, ашуг представал одновременно поэтом, творцом мелодии, певцом и музыкантом в одном лице. Саят-Нова, по единодушному свидетельству современников, был несравненным музыкантом и певцом с чарующе сладким голосом. По мнению Паруйра Севака, получившего сразу докторскую степень за кандидатскую диссертацию “Саят-Нова”, его талантов хватило бы на шестерых — композитора, музыканта, певца и трех поэтов. Он виртуозно играл едва ли не на всех известных тогда инструментах. В одной из песен он воспел каманчу — восточную скрипку, и можно сделать вывод о том, что она являлась его любимым инструментом. В любом случае каманча — наиболее совершенный и популярный инструмент того времени.
Мастерство ашуга определялось на состязаниях. Победой считалось “завалить” конкурента трудным вопросом в людном месте. Ашугу могли заказать восхваление кого-то. И если ашуг писал о том, как он ослеплен красотой некой дивы, это совершенно не значило, что он писал о своей любви. Он всего лишь добросовестно выполнял заказ. Естественно, что и в этом искусстве существовала своя табель о рангах. Ашуги попроще пели на базарах, довольствуясь любым заработком, ашуги калибром покрупнее позволяли себе выбирать публику. Известный ашуг мог уйти, не начав петь, если считал, что публика его недостойна. При этом в состязательный инструментарий ашуга кроме эрудиции и загадок входили и языковые каверзы. Есть легенда: кто-то спросил поэта, знает ли он известного Саят-Нову, с которым он приехал соревноваться. Саят-Нова ответил на турецком что-то типа “знать его не знаю”. На другой день Саят-Нова припомнил ашугу их встречу и сказал, что тот уже проиграл: поймать конкурента на языковой каверзе приравнивалось к полной победе. Саят-Нова, несмотря на философскую глубину, был мастером словесной эквилибристики. Впрочем, “вкус слова” и ритм, надо полагать, во многом составляли основу восточной поэзии. Поэтом в ту эпоху мог называться только человек, умевший творить в многообразных и сложных формах персидской поэзии, даже для составления Давтаров — поэтических сборников — существовали жесткие правила. Газели, рубаи и другие формы должны были сочетаться в строгой последовательности. Это колоссальный объем информации, которым мог владеть только хорошо образованный человек. И именно с Саят-Новы началась традиция грузинского ашугства — до того при дворе было принято петь на фарси — языке самой распространенной персидской ашугской школы.
Несомненно, Саят-Нова обладал большими природными данными, иначе вряд ли с его низким происхождением, которое никогда не скрывал, он бы еще в юном возрасте выучился грамоте и нескольким языкам. Одаренность его тем не менее заработков не сулила, и еще в детстве он был отдан учиться ремеслу ткача. Традиция утверждает, что и в этом Саят-Нова проявил свой гений, изобретя портативный станок, благодаря которому мог заниматься ремеслом дома. Тогдашние ткачи работали на улице — громоздкие станки требовали пространства. “Ремесленный проект” ашуга оказался мудрым — практически всю свою мирскую жизнь он кормил семью ткачеством. Сезон ашугства начинался с цветением садов, и заработок здесь был крайне непостоянный — от щедрых даров до полного его отсутствия. Должность придворного ашуга, дарованная им Ираклием II, тоже не означала постоянства заработка — он был любимцем царя, что делало его мишенью для интриганов. Спровоцировать в нем ответную реакцию труда не стоило, слово было его ремеслом и в карман за ним он не лез — в некоторых из своих песен он доходит до аппетитной брани. Временами, не выдерживая напряжений придворной жизни, Саят-Нова уходил на вольные хлеба — возвращался к ткачеству. Ираклий II, видимо, понимая, прощал ему. Тем не менее его в 1752 году отлучают от двора, но через пару лет возвращают. В 1759 Саят-Нову окончательно изгоняют из царского дворца.
Знакомство их состоялось, когда Саят-Нове было лет 20. По одной из версий, его похитили лезгины во время одного из набегов на Тифлис — для горских племен это был прибыльный бизнес. Ираклию II удалось его выкупить то ли в Турции, на традиционных рынках работорговли, то ли на пути к ней. Саят-Нова либо был уже известным ашугом, либо Ираклий II стал первым, кто заплатил за его талант достойную цену, пригласив Саят-Нову в свой двор в 1742 году.
По некоторым сведениям, еще до этого он в свите Ираклия II участвовал в восточном походе Надир-шаха в 1738-39 гг. — об Афганистане и Белуджистане Саят-Нова говорит как очевидец. Надир-шах, оставив своего вассала, царя Георгия, на время похода без шахского пригляда, взял с собой Ираклия II фактически заложником, чтобы сковать возможные свободолюбивые инициативы грузинского царя. Тогда заложничество было распространено на уровне дипломатической рутины.
Кому же пел ашуг? Порой трудно даже определить, кому адресована песня Саят-Новы. Наслоение образов иногда не имеет пола. Песня “Твой ум силен, таким рожден — себя глупцу равнять зачем?”, казалось бы, адресована мужчине. В этой песне он доходит до больших философских обобщений: “Бьет ветр морской, песок гоня: песка не будет меньше все ж! Живу ль, не станет ли меня — толпу напев разбудит все ж! Уйду, но в мире с того дня и волос не убудет все ж!” (пер. В.Брюсова). Если не одно только слово “гезал”, с которым обращались исключительно к женщине. Песня совершенно лишена мужского кокетства, остается полагать, что она адресована глубоко любимой женщине, скорее всего жене. Или музе.
Мастеру лирической песни Саят-Нове приписывается любовь к Анне Батонишвили, сестре Ираклия II, жене князя Деметре Орбелиани. Версия возникла из ничего, в ней есть что-то от мести простолюдина аристократу. Никто из современников об этом романе ничего не знал, версия эта оскорбительна прежде всего для поэта — не мог он так отблагодарить своего покровителя Ираклия II оскорбительным на Востоке поведением. И как после этого принц Теймураз покровительствует сыну поэта, нанесшего оскорбление его роду, и поручает ему написать собрание его песен? Более того, считается, что Саят-Нова был наказан за свою любовь заточением в монастырь. И это тоже не выдерживает никакой критики — уход от мира был для него совершенно осознанным и желанным. В своих песнях он давно выражал утомление светом: “Наш мир — окно, но улиц вид меня гнетет, мне стал не мил, Кто взглянет — ранен. Язвы жар, что душу жжет, мне стал не мил, Сегодня хуже, чем вчера; зари приход мне стал не мил, Нельзя резвиться каждый день. Забав черед мне стал не мил.” (1759 г., пер. С.Шервинского), “Я вкус утратил к бытию, устал от мира — сладу нет” (пер. Е.Николаевской). И: “Ты, безумное сердце! Мне внемли: Скромность возлюби, совесть возлюби. Мир на что тебе! Бога возлюби, Душу возлюби, Деву возлюби!” (1753 г., пер. В.Брюсова).
Это не просто настроение, это скорее всего программа. После смерти жены он уходит в монастырь. Ашугство, связанное с пирами и прочими удовольствиями, он, будучи глубоко верующим, давно уже полагал грехом. Взял он с собой детей или оставил их на попечении в Тифлисе — неизвестно. Дети тоже ничего об этом не говорят.
В начале XX века, понимая, что наследие Саят-Новы может исчезнуть, известные композитор и певец Мушег Агаян и Шара Талян по деревням начинают искать и записывать его песни — те, что остались. Так что песни Саят-Новы, переходя от певца к певцу, обязательно претерпевали некоторые изменения — полтора века даром не проходят. Но в песнях его сохранилась сложная музыкальная стилистика, которая либо не упростилась в результате народных исполнений, либо была еще сложнее. В современных исполнениях они поднимаются до пика музыкальной выразительности, до уровня молитв или заклинаний — не знаем, как сказать точнее. “Твой ум силен” (“Дун эн глхэн”) в исполнении виртуоза Глахо Закаряна является либо одной из вершин, либо абсолютной вершиной исполнительства вообще. Это вообще некий тест: если эмоции берут верх — значит, человек не утерял способности к духовному переживанию. Независимо от даты рождения, места рождения и тем более национальности.
Проживший трудную жизнь Саят-Нова никогда не испытывал ни комплекса превосходства, ни комплекса от своего происхождения. Не может поэт, видящий звезды, рассуждать в категориях национального или религиозного превосходства. Саят-Нова полагал, что и Библия, и Коран созданы под диктовку Бога. Не один он — взаимная эрудиция в вопросах веры и уважение к ней были для ашугов совершенно естественны. Не на уровне знания, а на уровне инстинкта.
В 1795 году с началом нашествия Ага Мохаммед хана — евнуха, захватившего шахский престол дворцовым переворотом, прознавшего о российских устремлениях Армении и Грузии и потому особо жестокого, Саят-Нова возвращается из Ахпатского монастыря в Тифлис, забирает своих детей и увозит их в Моздок, подальше от сабель персидского войска. Это одна версия. По другой, зафиксированной в народной памяти, Саят-Нова был убит воинами хана в Тифлисе на пороге армянской церкви 12 сентября 1795 года. Так что если дата рождения Ашуга научно не подтверждена, а потому является загадкой, то день смерти кажется более-менее достоверным. Может, это и не так важно — он завещал нам дух, а не тело. Любовь, а не биографические подробности. И потому он вечен. |
